Мозаика любви и смерти (отрывки)

-Когда я была у тебя в последний раз? – Зиночка огляделась по сторонам.
– Год прошел, а то и полтора, не иначе! – неуверенно ответила хозяйка квартиры, невысокая и уже не молодая женщина с открытым и милым лицом. Зиночка, подойдя к зеркалу, провела деревянной расческой по волосам. Она была очень хороша сегодня – в черном платье, оттенявшем необычно бледное лицо.
– Посмотри, как я с тех пор постарела! – грустно проговорила она и, отложив расческу, приблизила лицо к зеркалу.
– Христос с тобой! Постарела… – махнула рукой хозяйка и присела на стоявший рядом с дверью табурет.
– Не спорь! Я же не слепая! – печально вздохнула Зиночка. – Это свойство зеркал – хранить прежнее отображение. Зеркало хранит меня прежнюю! – Она поправила волосы. – Знаешь, мне кажется, прежде я была счастливее. Нет-нет – не счастливее, а как-то свободнее, что ли. Хотя, почему-то всегда – одинокой.
– Грешно так говорить, Зина! – горячо возразила хозяйка. – С гением живешь, он же с тебя пылинки сдувает. Тебе ж сколько женщин завидуют!
– Завидуют… Скажи лучше- ненавидят! А вот за что, не понимаю. Что я им всем сделала? Пусть я не гениальная актриса, но я ведь это сознаю! И не кричу повсюду, что моя игра – вершина искусства. Но я всю себя отдаю сцене и сцена – часть моей души! А вчера открываю газету, и что? Какой-то гад Шершеневич в рецензии на спектакль не нашел к чему прицепиться, так написал: ” Ах, как мне надоело смотреть на райхитичные ноги!”. Притом, что вся Москва на наши спектакли ломится. И я возвращаюсь домой с охапками цветов! Надоело – не смотри! Не понимаю… Скажи, почему люди так недобры друг к другу? – Она поморщилась. – Я, кстати, сейчас подумала – вот скажи, Есенин – гений?
-Господи! – хозяйка перекрестилась. – Чегой-то ты вдруг?
-Нет, скажи! – потребовала Зинаида.
-Ну… Гений, наверное. Только пьет вот…
-Я сейчас не о том – махнула рукой Зинаида. – Он гений. И Мейерхольд – гений. Выходит, меня полюбили два гения. Но ведь не может так быть, невозможно, чтобы гениальные люди полюбили никчемную, дурную женщину? Не мо-жет! Но почему людей почти всегда не устраивают женщины, которых гении выбирают? Вот, пожалуйста – Констанция и Моцарт, Натали и Пушкин… И ведь, обрати внимание, сколько времени прошло, а люди все не желают успокоиться, все бросают в этих женщин комья грязи. Почему? За что? Ведь если ты признаешь, что Пушкин гений, если ты преклоняешься перед ним – уважай его выбор, хотя бы потому, что гений сам его сделал, и не копайся у него в душе. Хотя, поверь мне, зачастую жизнь с этими… гениями… превращается в многолетнюю пытку. Так-то вот, – вздохнула она. – Это я не о Всевочке, ты понимаешь.
– Красивая ты. Вот и завидуют.
– Завидуют… Чего ж не завидовать… Красивая жизнь… – Она остановилась у окна и обхватила себя за плечи. – Только иногда так тошно становится, аж выть хочется. Чувствуешь себя вагоном, который летит куда-то за паровозом без остановки. А может, ехать-то уже и не хочется, да деваться некуда – раз встал на рельсы. Вот и едешь… – Она помолчала – Да еще всем говоришь, что тебе самой нравится. А на деле, может, тебе надо совсем в другую сторону…
– Ты сегодня не в себе, Зина, – укоризненно сказала хозяйка и покосилась на старенькие ходики, висящие на стене. Зинаида, перехватив ее взгляд, снова вздохнула и отошла от окна.
-Когда он придет? – раздраженно-нетерпеливо спросила она.
-Через десять минут можно начинать ждать. Присядь, – хозяйка указала рукой на кресло, – в ногах правды нет.
Зиночка покачала головой и снова принялась расхаживать из угла в угол.
-Интересно ты сказала. Через десять минут можно начинать ждать. А за час? За неделю? За год? Нельзя начинать ждать? А если все, что ты делаешь в жизни – делаешь только ожидая того, что однажды сможешь бросить все это к чьим-то ногам и крикнуть: “Посмотри, я тоже чего-то умею в этой жизни! Я – не вещь, через которую можно, – ее голос сорвался, – перешагнуть!” И… Да ладно, – Зиночка махнула рукой. – Объяснить невозможно. И – не дай Бог с этим жить.
-Слышишь? – хозяйка вопросительно взглянула на гостью, – парадная дверь, кажется, хлопнула.
-Дверь хлопает уж в пятый раз, – устало уточнила Зинаида. Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Хозяйка, покосившись на окаменевшую Зиночку, отправилась открывать.
Отряхивая снег, в прихожую вошел Есенин. Снял шапку и, оглядевшись, положил на табуретку.
-Сюда пальто вешайте, Сергей Александрович! – хозяйка указала на крючок рядом с дверью.
Сергей вынул из кармана рукопись и скинул пальто.
-Тут страниц двадцать. Успеете? – протянул он рукопись и заглянул в комнату.
-Постараюсь – растерянно ответила хозяйка, ища глазами исчезнувшую Зиночку.
-Ну, я пошел? – бросил Сергей, оглядев пустую комнату и недоуменно поворачиваясь к хозяйке. Та растерянно развела руками. Из-под массивного письменного стола в углу послышался негромкий всхлип. Хозяйка лишь пожала плечами. Сергей решительно направился в комнату.
– Потеряла что? – спросил он, заглядывая под стол, где, обхватив колени руками, укрылась Зинаида Николаевна.
– Ну! – Сергей протянул руку – Вылезай, Зинуль. Вдвоем мы там все равно не поместимся! – в его глазах блеснули озорные искорки.
Она, подняв заплаканные глаза, отрицательно помотала головой. Никуда она не вылезет. Ни за что! И пусть она – Зинаида Райх, знаменитая актриса, жена гениального режиссера, мать двоих детей, она все равно будет сидеть под столом, потому что при звуках ЕГО голоса у нее подкосились ноги и перехватило дыхание. Как успокоить бьющееся в бешеном ритме сумасшедшее сердце? Она ведь уже встречалась с НИМ, в своей новой жизни, и ничего… Хотя, рядом всегда был Всевочка, такой надежный и сильный. А сейчас она без него… – Зиночка! – из прихожей раздался голос хозяйки. – Я в типографию. Быстренько!
-Не торопитесь, мадам Гейман!…Сегодня скользко! – крикнул ей вслед Сергей. Входная дверь захлопнулась.
-Сереж! Ну, ты что! – укоризненно проговорила Зиночка, дергая его за штанину.
– А что? Я сказал только, что не стоит ей торопиться. Потому что скользко. Вылезай давай, хватит уже! – он снова протянул руку.
Зиночка покинула укрытие и принялась смущенно поправлять платье.
– Да-а, Зинуля! – улыбнулся Сергей – Чем мы знаменитее, тем скромнее… Гости в дом, а ты – под стол!
Зиночка виновато улыбнулась и осторожно взяла его за руку.
-А это что? – она нежно провела пальцами по царапине на его запястье.
-А, ерунда! – отмахнулся Сергей, гладя ее волосы.
-Тебе этот костюм очень идет…- робко заметила Зиночка, из глаз которой лучился мягкий золотистый свет.
-А рубашка? – Есенин сбросил пиджак…

* * *

Мейерхольд, стараясь не шуметь, вошел в квартиру. В коридоре было тихо и темно. Видимо, все – детишки, Зина, хотя это на нее не похоже, и домработница Лида уже спали. Пройдя в гостиную, он включил свет и сразу заметил записку, приколотую булавкой к стене зеркала.
“Всевочка, прости меня, но…”. Он застонал и заметался из угла в угол. В застигнутой врасплох душе вновь ожили притихшие было бесы ревности, сводившие его с ума даже при одном нескромном взгляде, брошенном на Зиночку посторонними мужчинами, которые всегда крутились вокруг нее, целуя ручки, вздыхая и распуская слюни. Он готов был растерзать их всех! Даже членов правительства, одаривавших жену знаками внимания. Он мучительно страдал, раздваиваясь, желая, с одной стороны, чтобы Зиночка блистала на сцене и была на виду, а, с другой, мечтая запереть ее в высокую, недоступную для посторонних глаз башню, где она принадлежала бы только ему. “Ох, эта Гейман! Как она могла! Заманить Зинаиду!” – Он потер голову ладонями, пытаясь собрать беспорядочные, сумбурные мысли. – Хотя, что значит – заманить? Зиночка взрослый человек. Пошла – значит, сама так решила. А записка… Что записка? Сам же просил – никакой лжи между ними! Что же делать? – Его стала бить крупная дрожь. – Нет, она вернется, – пытался убедить он сам себя. – Поговорит с Сергеем и вернется! Им же есть, о чем поговорить. – Он опустился на стул около телефонного аппарата. – Она позвонит. Непременно позвонит. Он же должен ее встретить. На улице так темно. Она непременно позвонит…

***

… Зиночка, полуприкрыв глаза и поджав ноги, уютно устроилась в кресле, перебирая пальцами золотистые волосы Сергея, сидящего на полу и откинувшего голову к ее коленям. Она прислушалась к себе. Что она ощущает? Вину? Нет. Чувство вины придет потом, и она к этому готова. Так что же она чувствует? Ничего. Потому что ее сейчас нет. Есть только покой и нежность.
-Я не видел тебя полгода.
-Пять месяцев и двенадцать дней.
-Неважно…
-Важно…- Зиночка провела ладошкой по его щеке.
-А я сейчас делом занимаюсь…- похвалился он. – Вот, вчера в Кремле был. У Марии Федоровны Андреевой
“…делом занимаюсь… вчера в Кремле был у Марии Федоровны… Его слова, как уходящие отзвуки ленивого эха…” – подумала она.
-У Андреевой? И как она тебе?
-Никак. Не понимаю, что Савва Морозов с Горьким в ней нашли?
-Вот…- Зиночка грустно вздохнула, – и обо мне так когда-нибудь скажут: «И чего эти двое в ней нашли? Ни красоты. Ни таланта».
-И впрямь! Чего нашли? А мужики-то какие были! – рассмеялся Сергей.
Зиночка, вытащив из под спины цветастую подушечку, принялась колотить его по голове и плечам…
-Тихо, тихо, Зинуля! Уймись! – Сергей вырвал у нее подушку и подсунул под себя. – Вот про меня, знаешь, что будут говорить? Странный, мол, был человек. – Зиночка одобрительно кивнула. – Хулиган, дебошир, – продолжил Есенин.
-Нет, ты, когда трезвый, вполне приличный! Хоть и сумасшедший, – нежно улыбнулась она.
-Да…- кивнул Сергей. – Но, во всяком случае, с собой, как Морозов, никогда не покончу! Нельзя мне так…- он потянулся. – Я себе не принадлежу!
-А кому принадлежишь? – ревниво поинтересовалась Зиночка, проведя аккуратными розовыми коготками по его шее.
-Таланту своему. Ему и служу. – Есенин поднялся.
– Знаешь, а говорят…
-Обо мне? Не верь! – поспешно проговорил Сергей, нахмурившись.
-Да нет. Не о тебе. Я слышала, что Савву-то Морозова убили. А подстроили, как самоубийство.
-У нас все может быть. Азия! – Сергей наклонился к ней – Но ты… если что… не верь! Я себя никогда не убью. Запомни.
Зиночка поежилась.
-Что ты? – забеспокоился Есенин. – Холодно?
-Подай шаль, вон там лежит! – Зиночка указала на столик у зеркала.
-Все такая-же мерзляка?- Сергей накрыл ей ноги и шутливо взлохматил волосы.
-Ну, Сережка! – рассмеялась она, поправляя волосы.
-Слушай, Зинуль! А поехали в Персию! Там всегда лето! Красота!- воскликнул он. – Поехали! Ну? Танюшку с собой возьмем. А?- оживился он.
-И “Мерингофа”?- не удержалась она, почему-то именно сейчас вспомнив даже не те старые слухи, которые ходили по Москве об отношениях Сергея с этим человеком, а то, как была разрушена их с Сережей жизнь. И теперь у каждого из них есть своя, другая, новая, возможно, даже более счастливая жизнь, но у каждого своя. Отдельная. – Ой, Сереж, – выдохнула она – как ты тогда мог…
-Перестань! – отмахнулся он. – Не терплю упреков. Поэт, для того, чтобы подняться к небесам, должен сначала опуститься на самое дно.
-А если потом подняться не сможет?- Зиночка грустно посмотрела на Есенина.
-Не сможет подняться? – недоуменно переспросил он. – Значит – он не поэт!
-А ты… поэт? – тихо спросила Зиночка, зная ответ. Просто так спросила. Пусть просто еще говорит. Она вспомнила еще не все интонации его голоса. Сейчас, говоря с ним обо всем подряд, она была счастлива. Да! Счастлива! Не только потому, что он был рядом. А потому, что ясно поняла – Сережа все эти годы не переставал ее любить. И почему человек так быстро забывает все плохое? Ну же, плохое, вспоминайся скорее, вылезай, помоги не втянуться снова в эту сумасшедшую водоверть!
– А ты – поэт? – повторила Зиночка.
– Увидим… Когда умру… Так что, едешь со мной? – грустно спросил он.
-Сереженька, не мучай…- простонала она.
-Значит – чужая…- Сергей печально посмотрел на Зинаиду.
-Чужая…- как эхо, повторила Зиночка, вставая с кресла.
Есенин, бросив на нее прощальный взгляд, стремительно выскочил в прихожую, подхватил пальто и шапку, распахнул дверь и, чуть не сбив с ног вернувшуюся хозяйку, выбежал из квартиры.
-Сумасшедший…- пробурчала хозяйка, снимая шубку и вешая на освободившийся крючок. – Хотя, вроде, трезвый пришел. Ну что, наговорились? Домой тебе пора, час уж какой! Чего стоишь?
-Где у тебя телефон? – упавшим голосом спросила Зиночка.
-Вон, в углу – показала хозяйка.
Зиночка сняла трубку. «Всевочка. Бедный Всевочка. Не спит, наверное. Ждет. Что же ему сказать? Как объяснить?» Она повесила трубку на рычаг.
-Что ты? – удивленно спросила хозяйка.
-Не могу… Мне вчера… – Зиночка жалобно улыбнулась. – Мне снилось, что мы с Сережей опять вместе.
Она обессилено опустилась на стул и, обхватив голову руками, завыла, задыхаясь от слез, от жестокости и равнодушия жизни, и от своей ненужности, потому что, если ты не нужен себе – зачем ты нужен другим?…
Хозяйка, прижав руки к груди, скорбно смотрела на гостью. Резкий телефонный звонок вывел ее из оцепенения. Хозяйка сняла трубку.
-Зачем вы это делаете? – голос Мейерхольда дрожал и срывался. – Они сойдутся и это будет новым несчастьем для нее! Неужели вы этого не понимаете? Она же… – он запнулся, – она же до сих пор… любит его.
-Кто это? – Зиночка подняла голову. – Сева?
Хозяйка кивнула.
– Дай мне трубку. – Зиночка протянула руку.
– Держи. – Гейман отошла в сторону.
– Севочка! Забери меня отсюда. Мне – плохо…- всхлипывая, пробормотала Зиночка.
– Сейчас, милая, – немедленно согласился он. – Я сейчас приеду. Дом пять или… Я не помню!?
-Восемь…
-Он обидел тебя? Зиночка, скажи, девочка моя, не плачь, он обидел тебя? – голос Мейерхольда сорвался на крик.
-Нет, Всевочка. Он…он все еще любит меня… А я…
-Молчи!
-Севочка…
-Молчи…!!! Не надо… молчи…
-Прошу тебя, скорее… – она, уронив телефонную трубку, трясущимися руками начала гладить себя по лицу и по голове. – Скорее, Всевочка, умоляю! Сделай что-нибудь, я умру сейчас, я не могу так больше… не могу…
Зиночка, беззвучно хватая ртом воздух, вдруг замолчала… «Как много людей вокруг… И они все от нее чего-то хотят. Но она не может понять – чего. Они показывают на нее пальцами и смеются… Почему они смеются? И еще этот скрежет… Откуда? – Она сжала голову руками. – И этот человек в углу… Черный…Что он делает? Тоже смеется над ней? Что ему нужно? Опять тот же звук… Мерзкий скрежет… Это из нее выходит жизнь? Медленно, капля за каплей… Боже, кто-нибудь, помогите! Ей так плохо и она уже ничего не видит… Ну, помогите же!!! Надо позвать Всевочку, но нет сил… совсем нет сил…» Она упала навстречу чьим-то рукам и провалилась в скользкую и почему-то красную бездну.
…Вжж-ик… Вжжи-к… – странный звук проходил прямо через сердце…