Статья в журнале "СТИЛЬ & ДОМ" №6/2003-зима
Наташа, я слышала, в киевском издательстве “София” у вас скоро выхолит книга…
Да, приехав в Киев на “Стожары’, я весь вчерашний день провела в “Софии . Новый роман, в основу которого легла реальная история русской “графини Монте-Кристо”. называется “Тело черное, белое, красное’. Это. как известно, три основных шета алхимии. Книга получилась остросюжетная и очень многоплановая, в ней есть и история – события разворачиваются в 1916 – 1926 голах Б России и Франции, и эзотерика, и алхимия, а кто-то найдет в ней просто детектив. В романе, который и, к слову, писала почти полтора года, много реальных исторических персонажей – Шаляпин, Распутин. Юсупов, Керенский. Курин и т. д. Правда, образ Распутина, очевидно, несколько приелся читателям, однако, согласитесь, писать о февральской революции и не упомянуть о нем, просто невозможно. Кстати. те, кто читал рукопись, говорили, что такого Распутина они еще не встречали ни у одного автора. Пришлось много рабогать нал историческими источниками, архивами, прессой, что, собственно, и удлинило работу.
Два гола назад у вас вышла книга “Мозаика любви и смерги” о Зинаиде Райх, Всеволоде Мейерхольде и Сергее Есенине. Помните, у Катаева в повести “Алмазный мой венец” пьяный Есенин кричит: “Пошли бить морду Зинке.'” По версии Катаева, Есенин до конца жизни не мог забыть свою бывшую жену Зинаиду Райх. По другим версиям, она тоже его так и не разлюбила, несмотря на брак с Мейерхольдом, закончившийся для обоих трагически -Зинаиду Райх зверски убили, Л Мейерхольд после пыток был расстрелян в сталинской тюрьме. А какова ваша версия?
Я думаю. Есенин и Зинаида Райх любили друг друга всю жизнь. Она любила его до безумия в буквальном смысле, так как у нее были проблемы с психикой, ее даже несколько раз клали в психиатрическую лечебницу. Одно из обострений произошло на похоронах Есенина, когда она бросилась в могилу вслед за гробом. При этом присутствовал Мейерхольд, который прекрасно знал о ее чувстве и мучительно ревновал. Расстались же Есенин и Райх из-за сложной интриги, подстроенной приятелем Есенина Анатолием Мариенгофом, ненавидевшим Зина-иду Николаевну. Он поливал ее грязью и в устных беседах, и в воспоминаниях, а в конце жизни написал: “Так кого же любил Сергей Есенин? Более всего на свете он ненавидел Зинаиду Райх. И именно эту женщину он любил всю свою жизнь”. И это признал ее враг!
А Мейерхольд обожал Зинаиду Райх и как женшину, и как актрису. Из-за нее в театре настрадалась великая Бабанова. Но вы говорили, что женщины-хищницы вам неинтересны…
Зинаида Райх – не хищница. Женщина, способная на страсть, на жертву ради любимого, хищницей быть не может. Я имела в виду современных женщин-хишниц, которые мне абсолютно не интересны. Даже не женшин. а молоденьких девочек, рыскающих по столицам и готовых идти на все. чтобы получить свое. В качестве рекомендаций они выбирают себе книги из серии “Как женить на себе миллионера” или пошлые сериальчики.
По-моему, такая печатная продукция рассчитана на дурачков, вернее, на дурочек…
Вы знаете, есть мужчины, которые клюют на таких женщин. Но это особая категория мужчин, вы же прекрасно понимаете. Правда. и в прошлом были такие женшины. которые, если уж не женить, то “раскрутить” мужчину умели превосходно. Тот же Савва Морозов, которому посвящен мой документальный роман “Дичь для товарищей по охоте”, попал именно в такие сети, расставленные Марией Андреевой.
Но Андреева была не мелкой хишничей, не хорьком каким-нибудь… Красавица, мхатовская актриса, любимая женшииа Саввы Морозова и писателя Горького, большевистская богиня, раскручивавшая миллионеров не на бриллианты, а на вооружение партии.
Ну. положим, себя она не обижала. Посмотрите приложение к “Дичи…”, найдете там немало любопытного. Роман-то не зря называется “документальным”. Но. безусловно, Андреева – женшина совсем другого масштаба. А над современными хищницами я в своих книгах просто подсмеиваюсь, признавая их как существующее явление. Например, когда в России случился дефолт, среди моих знакомых распалось очень много семей. Прекрасные были лары! Не сходили с обложек журналов, мелькали в светской хронике – и вдруг как-то разом все рухнуло. Женам стали неинтересны мужья, потерявшие все деньги.
И эти женщины, бросив мужей, преспокойно начали строить свою программу дальше, ориентируясь на тех, кто выстоял. Вот именно такого рода женщины мне неинтересны. Исторические персонажи гораздо ближе, потому что я пишу о Любви и Истории, о том, как независимо от желания, люди не могут защитить себя от вмешательства жестокой богини Клио. Впрочем, возможно, во мне говорит профессиональный историк. В двадцать шесть лет я защитила кандидатскую диссертацию по дореволюционной России, а в этом году получила второе высшее образование и стала востоковедом-египтологом, что связано с моей любовью к Древнему Египту и нелюбовью к дилетантству. Так что во мне пока побеждает историк, а не литератор. Хотя, признаюсь, исторические романы меня очень съедают. За погружение в прошлое приходится дорого платить. Так называемые “фантазийные” повести писать гораздо легче – герой живет своей жизнью, а ты просто за ним наблюдаешь, и порой сам удивляешься его поступкам и событиям, с ним происходящим. Это – удовольствие! Никаких архивов, поездок, встреч… Я с таким интересом писала ту же “Египетскую тетрадь”, следуя за героиней и не зная, что с ней произойдет через мгновение…
И кто же героиня “Египетской тетради”?
Современная женщина, “свободно перемещающаяся во времени и пространстве”. Это так один критик написал, назвав при этом мой стиль “камерным постмодернизмом” со свойственным ему глубоким русским психологизмом. Но фантазийные повести я пишу, чтобы как-то отдохнуть, переключиться. Пройдя высшую школу ответственности за написанное, я не могу допускать неточностей, когда пишу о реально существовавших когда-либо людях. Они мне этого не простят. Допустим, если я рассказываю о свидании замужней Зинаиды Райх с Есениным на квартире ее родственницы, я не могу не опираться на такой субъективный источник, как мемуары, вернее, только на него. Найдя какой-то факт, я начинаю крутить его, как кубик Рубика, искать переписку, поднимать архивы, причем это тоже не просто так – надо буквально “вычислить”, в каких именно фондах можно найти тот или иной материал. Это – сложный исследовательский труд, и если я пишу о чем-то, я за это отвечаю.
Судя по вашему роману “Дичь для товарищей по охоте”, вам очень симпатичен Савва Морозов, в отличие от Марии Андреевой и Горького.
С Саввой Морозовым я встретилась во время написания диссертации и тогда, обнаружив явную ложь в изложении его биографии советскими историками, поклялась на его могиле, что напишу о нем правду. И написала. Тем горжусь. Кстати, в Киеве на “Стожарах” показывали мой документальный фильм о нем, где я рассказываю о том, как и почему его убили. Для установления места, где находился “Ройал-отель”, в котором 13 мая 1905 года произошло убийство, мне пришлось летать во Францию, буквально внедряться в муниципальный архив города Канна, поднимать огромное количество бумаг… И это – не только для того, чтобы поместить в приложении к роману фотографию отеля. Но и чтобы посмотреть на этот дом, это море, небо глазами Саввы. Прикоснуться к истории. Похожая ситуация была у меня и при работе над “Мозаикой любви и смерти” о Райх и Есенине, когда, при написании сцены убийства Зинаиды Николаевны, я почувствовала, что мне необходимо побывать в квартире, где все произошло. Скажу сразу, это было нелегко -там еше не был организован музей, и в квартире жила пожилая родственница Мейерхольда. Эта милая женщина пустила меня в дом, а я, сама не зная почему, начинаю прикасаться к стенам, мебели и… ничего не чувствую. Ни-че-го. Оказалось, все вокруг – так называемый “новодел”. И туг я вспоминаю лужу крови, в которой лежала умирающая Зиночка. Спрашиваю: “А паркет не меняли?” Паркет не меняли. Уговариваю хозяйку оставить меня на пять минут одну. Дело в том, что в ходе сбора материала у меня была интересная встреча с другой, девяностолетней родственницей Всеволода Мейерхольда, и она рассказала, что через день после убийства Райх она застала приехавшего из деревни Костю, сына Райх и Есенина, сидящим на полу на том месте, где в паркет впиталась кровь убитой матери. Костя, с белым как мел, абсолютно отсутствующим лицом, сидел и скоблил ножом пол, складывая кровавую стружку в стакан. Это длилось долго, никому не удавалось прервать его страшное занятие – юноша вырывался и повторял одну фразу: “Не трогайте меня. Это все, что у меня осталось от матери”. Он потом много лет хранил стакан с почерневшей от времени стружкой. Так вот, помня об этой истории, я быстро опустилась на пол и начала водить пальцами по полу. И вдруг… нащупав щербинки на паркете, мои руки словно нырнули в него. Паркет показался каким-то вязким, рыхлым… На мгновение потемнело в глазах, а потом откуда-то издалека наплывами стали слышны голоса – женский, мужские… Когда на пороге комнаты появилась изумленная хозяйка, она застала меня уже на ногах, в перепачканных белых брюках. Я держала перед собой ладони, как хирург перед операцией. То, что мне было нужно, я почувствовала, пропустила через себя.
И сразу почувствовали, как это все произошло?
Весь накопленный материал моментально сложился в одну картину. Знаете, меня раздражают в музеях таблички “Руками не трогать”. Историю необходимо трогать руками, ощущать ее кончиками пальцев! И когда я пишу книги, становлюсь неким проводником между читателями и своими героями, вкладывая в то, что делаю, часть своей души.
Когда вы стали писать прозу?
Я писала всю жизнь, хотя первая книга вышла в 2000 году. Когда закончила роман о Морозове, заявила мужу: “Я устала! Все, больше писать не буду”. Он так смеялся! Муж уверен, что если бы меня даже не печатали, я все равно продолжала бы писать, потому что остановиться невозможно. У меня даже есть свое ноу-хау. Перед тем, как начать новую книгу, я три-четыре дня ничего не ем, пью только воду и ни с кем не разговариваю – только жестами или записками. Аккумулирую энергию. А потом, обычно ночью, часа в четыре, чувствую некий толчок – и сажусь к письменному столу. Текст пишется сам, герои начинают разговаривать, употребляя иногда даже мало знакомые слова. Так в новом романе отец героини в разговоре употребил слово “дондеже”. Закончив работу, я открыла словарь и обнаружила, что это – редкое, забытое слово, означает “доколе”. И темы приходят как-то сами, я не ищу их, это они меня находят. Когда я закончила роман о Морозове, мы с мужем поехали отдохнуть. Летим, а он меня спрашивает: “Ну, о чем будет новая книга?” Я улыбаюсь, протягивая руку к газете, и отвечаю: “Посмотрим, небо подскажет”. А мы тогда пролетали над Украиной. И – через мгновение вдруг натыкаюсь на заметочку в шесть строк. Вот из этих шести строк я сделала четыреста страниц. Поехала во Францию, стала работать над темой эмиграции, затем – архивы в России. Книгу дописывала уже в Крыму, сбежала, чтобы никто не мешал – ни муж, ни дети, ни друзья. А сейчас так неожиданно сложилось, что именно этот роман “Тело черное, белое, красное” выходит в моем любимом издательстве “София”.
Наташа, муж как-то связан с вашей деятельностью ?
В определенной степени. Он востоковед, автор учебников и персидско-русского словаря. Вообще у него несколько образований – военное, филологическое, финансовое, управленческое. Мы с ним очень близки по духу, и я сейчас люблю его гораздо больше, чем когда мы поженились почти тридцать лет назад. Самое главное для меня в семейных отношениях -когда близкий человек говорит: “Ты сможешь, у тебя все получится”. И тогда за спиной будто крылья вырастают. И все получается.
А ваш роман с кино будет продолжаться? Вы же остались не очень довольны фильмом “Упасть вверх”?
Нет, в целом я фильмом довольна. Может, просто ворчу на режиссеров. Сейчас у меня очень много предложений, но я, честно говоря, немного стала побаиваться кинематографа, потому что за книгу отвечаю сама, а фильм все-таки коллективный труд. Хотя по моему новому роману можно снять хороший, добротный большой сериал – много сюжетных линий: детективная, историческая, любовная, мистическая… Предложения есть. Пока думаю.
Вы в своих книгах мистику используете как литературный прием или относитесь к ней всерьез?
Астрологией и хиромантией не увлекаюсь, а мистика… Людям лишь кажется, что они познали мир. Кто знает, глаз переворачивает изображение на сетчатке, искажая, или глаз переворачивает, исправляя? Каков мир сам по себе – прям или обратен? Как писал знаменитый философ Владимир Соловьев. “Я не только верю во все сверхъестественное, но, собственно говоря, только в это и верю”. Помню, когда я уходила тогда из квартиры Мейерхольда, скользнула взглядом по старинному зеркалу и… на мгновение увидела не свое отражение – из зеркала выглянуло лицо Зинаиды Райх. Мы несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Одни скажут; бред! А другие, знакомые с темой “зазеркальи” по работам известных ученых Козырева, Моули и многих других, воспримут мной сказанное как рядовой факт. Память зеркал существует. И это дело каждого конкретного человека, как он относится к такого рола информации. А вот тебе (мы как-то незаметно перешли на “ты” – И. К.) еще одна история. Работая над книгой “Дичь для товарищей по охоте”, я поехала с сыном в старообрядческий храм – Морозовы, как известно, были старообрядцами – заказать службу за упокой души Саввы Тимофеевича. Я описала эту сцену почти буквально во введении к роману. Протягиваю старушке две бумажки по пятьдесят тысяч рублей (дело было до деноминации) и тут вспоминаю, что убили-то его тоже за сто тысяч…. Старушка листает толстенную книгу, что-то записывает и вдруг говорит: “А вы знаете, с его смерти вы первая, кто на год поминальную службу заказал…” И вот, как только я деньги отдала, и в разговоре третий раз прозвучало “сто тысяч”. будто легкий ветерок по храму пробежал, а дело было зимой, все двери и окна закрьггы. Сын потом сказал, что почувствовал в тот момент, словно ему кто-то на голову руку положил. Я старушку спрашиваю: “Что это было?” А она строго так отвечает: “Вы же сами знаете, что это было”. И я это знаю. Как, уверена, знаешь и ты.
Тогда и я тебе расскажу свой сюжет. Вздумалось мне написать краткое продолжение “Мастера и Маргариты”, чем до снх пор каюсь. И получалась пьеска о том, как Воланд и Маргарита проводят новогоднюю ночь в Петербурге. Они вечером 31 декабря 2000 года встречаются в Летнем саду, чтобы вдвоем проводить опостылевшее тысячелетие. Описана квартира реального человека, у Воланда и Маргариты есть реальные прототипы, более того, через их аналоги становится понятно, что между ними продолжается многовековым, отнюдь не платонический роман. Видимо, такой версией я задела даже не столько Михаила Афанасьевича, сколько Елену Сергеевну Булгакову. Признаю, неудачно пошутила: после опубликования моей пьески под названием “Мееснр и Маргарита” я неожиданно упала на обледеневшем мосту и сломала руку, чего раньше со мной никогда не случалось. И уже будучи в гипсе, узнала, что с Еленой Сергеевной Булгаковой когда-то а Ленинграде на Васильевском острове произошло подобное падение с переломом рука. Это был мне привет от нее. Тут бы и остановиться. Но я показала эту свою вещицу другу ч рассказала о своих злоключениях. Он на это заметил: “Ты еше легко отделалась. Скажи спасибо, что Аннушка не разлила масло”. Вскоре моя ни в чем не замешанная мама по авине водителя выпала из маршрутки, потеряла сознание и получила сотрясение мозга. Очнулась она только в больнице, когда ей зашивали голову. Мы пришли с дочерью в ГАИ разбираться. Нам дали почитать показания свидетеля этого ДТП. Под ним стояла подпись: Василия Фауст. В адресной книге Киева такие персонажи не значатся. Но я гут же вспомнила, как в моей злополучной пьеске Воланд спрашивает у Маргариты: “Марго, я с тобой всегда носился, как с писаной торбой, ну что ты еше от меня хочешь?” И она отвечает: “Сказать? Не поверишь – душу”. И Воланд произносит кульминационную фразу: “Душу? От дьявола?! Окстись, Марго, – я не Фауст”. В ответ на что Марго язвительно напевает: “Нет, ты не Фауст, а я – не Маргарита, а Мефистофель просто вышел погулять”.
Тогда в ГАМ я убедилась, что получила привет уже от самого Михаила Афанасьевича, Аннушка все-таки разлила пару капель масла. На этом мои литературные шутки закончились. Я больше не влезаю в те пространства, куда простым смертным забираться воспрещено.
Удивительная история! Слава Богу, что все закончилось благополучно. Когда я тебя увидела, сразу поняла, что мы встретились не случайно. В жизни ничего не происходит случайно-Редким людям я рассказываю то, о чем говорила тебе, Я очень люблю Зинаиду Гиппиус, которая делила людей на две категории: люди бьгтэ и люди жизни. Человека быта устраивает материальное равновесие вокруг, а человеку жизни необходимо равновесие внутри. Такие люди никогда не совпадут. Они могут любить друг друга, стремиться друг к другу и в итоге все равно неизбежно отталкиваются. Я сразу поняла, что для тебя, как и для меня, важнее всего -равновесие души…
… В этот момент пленка в диктофоне закончилась, и лучший друг журналистов тихо. предательски щелкнул. Но наш разговор на этом не завершился. На следующий день я подарила Наташе свою книжку стихов “Запретный праздник”. У меня почему-то в голове все время вертелись четыре строчки из одного собственного стихотворения (а их в книжке 60). Вскоре я получила по электронной почте письмо от Наталии Вико. где она цитировала именно эти мои не произнесенные вслух строчки. Хотите верьте, хотите нет… Не знаю, как в иных мирах, но в этом мире даже две половинки одного целого редко узнают друг друга. Тем не менее состоявшиеся встречи.
Спасибо за щедрость. Наташа
Журнал Стиль & Дом №6/2003